Форд принимает экипажи космических кораблей обеих стран
7 сентября президент Форд принял у себя в Белом доме трех советских космонавтов и трех американских астронавтов, которые готовились к стыковке в космосе в следующем году советского и американского космических кораблей. На соответствующих моделях кораблей, которые уже были в Белом доме, командир нашего экипажа полковник Леонов вызвался пояснить президенту процесс стыковки. Сделал он это на неплохом английском языке.
На встрече присутствовали также жены и дети космонавтов и астронавтов. Форд сфотографировался вместе с ними. Со мной и моей женой была 5-летняя внучка Катя, которая стояла в стороне вместе с нами, хотя ей очень хотелось сфотографироваться вместе с президентом. Но бабушка ее придерживала, чтобы не нарушать порядок. Форд, однако, заметил мою внучку и спросил, не хочет ли она сняться вместе с ним. Она храбро ответила: „Хочу". Он предложил ей тогда выбрать место в его кабинете, где ей хотелось бы сфотографироваться. Она подошла к большому красочному глобусу, который стоял на полу и был по размеру с нее ростом, обняла половину глобуса и сказала: „Давайте здесь фотографироваться". Форд рассмеялся, подошел к глобусу, обнял другую его половину, отметив, что они с ней поделили между собой земной шар поровну. У меня в кабинете до сих пор висит эта фотография с автографом президента США.
Форд затем предложил нам всем слетать с ним на президентском вертолете в город Александрия (пригород Вашингтона), где он жил последние 25 лет до того, как переехал в Белый дом.
Жители города, а также пожарная и полицейская ассоциации города устроили там в честь президента Форда, их соседа по старому местожительству, так называемый „крабник" (по аналогии со словом „пикник", только угощали здесь местными крабами с пивом). Многочисленные жители, присутствовавшие на встрече, дружно приветствовали президента и его советских гостей. Все это передавалось по телевидению на всю страну.
Когда мы летели на вертолете обратно, Форд поинтересовался, как я оцениваю первые дни его пребывания в Белом доме. Я сказал, что, как мне кажется, внесено явное успокоение „в общественное сознание Америки, которое долгое время было взбудоражено спорами и дискуссиями вокруг „уотергейта". Страну явно лихорадило, особенно в последние месяцы. Сейчас это все больше остается позади и страна возвращается к повседневным, насущным делам. Заметил при этом, что, по моему мнению, он, как президент, сыграл большую положительную роль во всем этом внутреннем процессе. Выразил надежду, что такую же положительную роль он сможет вскоре активно играть и во внешнеполитических делах, в том числе и в советско-американских отношениях.
Форд сказал, что таково и его желание, но сначала надо обязательно сделать все, чтобы преодолеть глубокий раскол и разногласия среди миллионов американцев, добиться „внутреннего мира". Сейчас „кошмар уотергейта" позади, хотя отголоски его будут давать о себе знать еще долго. Форд подтвердил сведения о том, что одним из первых его актов как президента было распоряжение очистить Овальный кабинет в Белом доме от всяких записывающих устройств.
Президент отметил, что ему необходимо теперь основательно заняться внешними делами. Ему потребуется еще некоторое время, чтобы хорошо разобраться в них. Он очень надеется на свою предстоящую рабочую встречу с Брежневым в ноябре месяце и рассматривает ее как начало конкретного делового сотрудничества с СССР и лично с Генеральным секретарем.
Форд особо подчеркнул значение, которое он придавал необходимости достижения договоренности по ограничению стратегических вооружений. Важно это и для отношений между нашими странами, и для хода президентской предвыборной борьбы 1976 года. Он добавил, что возлагает определенные надежды на поездку в Москву Киссинджера в октябре месяце.
С 18 сентября по 5 ноября в Женеве проходили очередные советско-американские переговоры по ОСВ, но, как и раньше, ключевые вопросы рассматривались по конфиденциальному каналу и во время поездки Киссинджера в Москву.
Интересны свидетельства самого Форда. Накануне принятия присяги на пост президента в связи с уходом Никсона он имел длительный разговор с Киссинджером по международным делам с упором на наиболее важные вопросы. Перспективы их решения оставались неопределенными. Лишь одним „светлым пятном" в ходе этого обсуждения, вспоминает он, была возможность достижения соглашения с Советским Союзом по ограничению стратегических вооружений. Никсон и Брежнев уже договорились о встрече с этой целью осенью текущего года. Киссинджер спросил Форда, должен ли он добиваться реализации этой советско-американской договоренности. Форд решительно подтвердил свою заинтересованность в такой встрече.
Проблема еврейской эмиграции из СССР
В середине октября во время очередной встречи с Киссинджером я поднял, в частности, вопрос о публикации писем, которыми обменялись госсекретарь и сенатор Джексон относительно эмиграции из СССР в связи с рассмотрением конгрессом вопроса о предоставлении советской стороне режима наибольшего благоприятствования.
Я сказал Киссинджеру, что он нарушил негласную договоренность с Громыко о том, что никаких конкретных уровней эмиграции из СССР, а тем более увеличение этих уровней по сравнению с 1973 годом не будет упоминаться в этой переписке, поскольку Советскому правительству трудно юридически заранее фиксировать число желающих выехать из СССР. Подчеркнул, что именно нарушение этой договоренности дало Джексону повод утверждать, что мы чуть ли не соглашаемся на „ежегодную квоту в 60 тыс. эмигрантов", что вводит в заблуждение общественность. Сказал в заключение, что мы оставляем за собой право выступить с публичным разъяснением своей позиции. Вскоре Громыко прислал Киссинджеру официальное письмо, в котором „категорически отклонялась интерпретация" советской позиции в указанной переписке.
Киссинджер чувствовал себя явно неловко, поскольку такая договоренность действительно имела место.
На следующий день Киссинджер сообщил, что он переговорил с президентом Фордом относительно публичного заявления сенатора Джексона и передачи в печать текста писем, которыми в личном плане обменялись сенатор и госсекретарь по вопросу об эмиграции из СССР.
Президент просил передать Брежневу и Громыко, что он возмущен поведением Джексона и считает, что сенатор „поступил как свинья". Во время личного разговора Форда с Джексоном было лишь условлено, что сенатор может сказать прессе, что была достигнута в принципе договоренность между конгрессом и Белым домом о предоставлении Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования на основе компромисса по эмиграционному вопросу в СССР. Джексону не давалось согласие на публикацию писем, носивших конфиденциальный характер. Однако Джексон, едва выйдя из кабинета президента, тут же в Белом доме устроил пресс-конференцию и передал в печать тексты самих писем. В этой связи Белый дом намерен опубликовать свое разъясняющее заявление.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
